Георгий Чулков. ОБРУЧЕНИЕ (Сб. ВЕСНОЮ НА СЕВЕР)




* * *


Зачем пришла ко мне в тайгу?
Зачем тревожишь речью нежной?
Я молчаливо берегу
Мою мечту в пустыне снежной.

И Темноокая Жена
Там, где белеет сонный иней,
Со мной давно обручена,
И черной верой крещена
В тайге холодной, темносиней.

И я давно заворожен
Напевом яростной метели:
Забыл весенний тихий сон
И звуки радостной свирели.

В глухонемой душе моей
Лишь веет снегом грозно вьюга,
И в дыме смольном от огней
Шаманит темная подруга.



* * *


В круглой зале темной башни
Пили темное вино.
И потом из темной башни
Вышли к Утренней Звезде.

И один из нас – усталый –
Канул в белую метель.
И за снежным покрывалом
Пела нежная свирель.

Ты рукой своею зыбкой
Тихо жала руку мне, –
Непонятною улыбкой
Отвечала злой луне.

И багряный свет из окон
Знаком новым был для нас:
Я ласкал холодный локон
В смертный час…



* * *


В темных улицах блуждали
При звезде.
И молились, и молились
По утру.

Колыхался и качался
Злой туман.
И в мучениях рождался
Бледный свет.

И лампады догорали
За окном.
Полутемные печали
Пали ниц.

Обручил нас новой тайной
Твой отец.
О, всегда необычайный
Звон колец!



* * *


Я вошел нежданно в твой сад
В холодный предутренний час;
И услышал любви аромат,
И увидел на небе алмаз.

И я руки твои целовал
В неразгаданной злой тишине;
Кто-то звонкой косою бряцал,
Песню пел о щербатой луне.



* * *


Я целую тебя жертвенно
В побледневшие уста,
Но молитва моя мертвенна
И пуста.

Облака опять пустынные
Вдаль бегут.
Нас часы унылодлинные
Стерегут.

Оборвем ли нить таинственно
В этот час?
И простишь ли ты, Единственный,
Темных, – нас?



* * *


Она пришла ко мне – желанная
По темным трудным коридорам,
И вновь любовью осиянная
Пленяет траурным убором.

И солнце вновь пьянеет весело
И ждет исхода из печали;
Судьба надежду тайно взвесила:
Дала нам новые скрижали.

Но та – печальная и строгая
Поет и веет странной тенью;
И медлю, медлю у порога я,
Внимая шелесту и пенью.



* * *


Не надо слов, не надо.
Я буду покорен и молчалив,
И твои уста, полные яда,
Прижму к устам, вино из чаши пролив.

Не надо слов, не надо:
Будет радостен тихий обряд.
Нам в жизни будет отрадой
Медленный пить яд
И проливать вино из чаши,
Жертвуя его теням;
И светлы будут взоры наши,
И будет наш уют, как храм.

Не надо слов, не надо:
Все равно мир умрет.
Кто придет к алтарям иного града?
Кто слова любви поймет?



* * *


Мы ночью заблудились в залах;
Она за нами молча шла,
И на холодных покрывалах
Ложилась тень ее чела.

И в час, когда сомкнулись губы
И пал на сердце сладкий дым,
Ее мучительные зубы
Пугали скрежетом своим.

И в миг последнего слиянья
Кто знает чудо бытия?
О, Смерть, люблю твое молчанье
И блеск червонный лезвия.



* * *


Я стучусь в твой терем белый,
Я молю тебя несмело:
Отвори мне, Смерть!

На распутье – в час томленья,
В час последнего томленья,
Свет зажги!

Вижу сдвинутые брови,
С каждым часом ты суровей, –
Но люблю…

Знаю, знаю: я – незванный,
Я незванный, но желанный,
Но избранный гость:

Ты всегда со мной играешь
И – азартная – бросаешь
Роковую кость.

Чет иль нечет? Чет иль нечет?
Голубица или кречет?
Кто умрет?



БЕГЛЯНКА

Венчанная крестом лучистым лань…
Вяч. Иванов


О, лань моя с влюбленными глазами,
Беглянка лунная с лучистой головой!
Ты, оплетенная коварными сетями
И суеверною молвой.

В душистой заросли тебя подстерегая,
С любовью нахожу неверный след.
С крестом на голове! Таинственно-святая
Мечта моя! Мечты желанней нет!

Я вижу: ты идешь, влачишь обрывки сети.
Кто вервие накинул на тебя?
Ты – древний сон из канувших столетий –
Уходишь вдаль, надежду вновь губя.

И я иду, соблазну вновь покорный,
И тщетно напрягаю лук.
Как дали мертвенны! Как все дороги черны!
Как сладостны томленья темных мук!