Спит
Царевич, распростерся,
Спит,
не слышит ничего,
Ровно
палочкой уперся
Месяц
в личико его.
Соврала,
что палочкой:
Перстом
светлым, пальчиком.
И
стоит бабенка шалая
Над
мальчиком.
«Скрытные
твои ресницы, –
Без
огня сожжена!
Отчего
я не девица,
А
чужая жена!
Отчего-то
людям спится,
А
мне плачется!
Отчего
тебе не мать родная
Я,
а мачеха?
На
кроваточке одной
Сынок
с матушкой родной.
С
головеночкой льняной
Ребеночек
мой!
Молчи,
пес цепной!
Не
реви, царь морской!
Проходи,
сон дурной!
Ребеночек
– мой!
В
кипяток положь яйцо –
Да
как не сварится?
Как
на личико твое цветочное
Не
зариться?
Для
одной твоей лежанки
Я
на свет рождена.
Я
царевичу служанка –
Не
царёва жена.
Обдери
меня на лыко,
Псам
на ужин изжарь!
Хошь,
диковинный с музыкой
Заведу
– кубáрь?
Гляжу
в зеркальце, дивлюся:
Али
грудь плоска?
Хочешь,
два тебе – на бусы –
Подарю
глазка?
Не
введу в расход, – задаром!»
А
сынок в ответ,
–
К взрослым пасынкам – нестарым
Мачехам
ходить не след. –
***
«Дай
подушечку поправлю!»
–
Я сам примощусь! –
«Как
же так тебя оставлю?»
–
Я и сам обойдусь! –
«Ай
пониже? Ай повыше?»
–
Мне твой вид постыл! –
«Видно,
разум твой мальчиший
Звоном
пó морю уплыл.
Али
ручки не белы?»
–
В море пена белей! –
«Али
губки не алы?»
–
В море зори алей! –
«Али
грудь не высока?»
–
Мне что грудь – что доска! –
«Можно
рядушком прилечь?»
–
Постеля узка! –
«Коль
и впрямь она узка – свернусь в трубочку!
Говорливые
мои шелка? – скину юбочку!
Все,
что знала, позабыла нынче зá ночь я:
Я
крестьяночка, твоей души служаночка!»
А
Царевич ей в ответ
Опять
всё то же:
Всё:
негоже, да не трожь,
Не
трожь, негоже!
«Али
личиком и впрямь не бела?»
–
Не страми родство, да брось озорство! –
«Ох,
зачем тебя не я родила?»
–
Мне не надо твоего – ничего! –
«Ох,
височки, волосочки мои!»
–
Корабельные досочки мои! –
***
Поздний
свет в ночи, да треньканье струн…
То
царевичев усердный шептун
Три
свечи зажег – да вниз головой,
Да
псалмы поет на лад плясовой.
На
угодничков плюет, давит мух,
Черных
сродничков своих славит вслух.
–
Распотешь себя, душа, распотешь! –
Над
лампадочкой святой клонит плешь.
–
Слюнка, слюнка моя, верный плевок!
Ты
в лампадочке моей – поплавок.
Я
недаром старичок-колдунок:
Не
царевичев ли вижу челнок?
Шея
лебедем, высок, белогруд,
В
нем Царевич мой, и я с ним сам-друг.
Всколыхнулася
лазурная рябь:
К
нам на гусельный на звон – Жар-Корабь!
Подивись
со мной, пророк Моисей!
Купины
твоей прекрасной – красней!
Посередке
же, с простертой рукой –
Не
то Ангел, не то Воин какой.
Что
за притча? Что за гость-за-сосед?
Не
то в латы, не то в ризы одет!
С
корабля кладет две легких доски,
Да
Царевичу дает две руки.
Всполохнулся
мой Царевич – погиб! –
Половицы
тут в ночи: скрип да скрип,
Голосочек
тут в ночи: «Дядь, а дядь!
Научи
меня, старик, колдовать!
Опостылела
царёва кровать!
Я
с Царевичем хочу ночевать».
–
Что ты, матушка, кто ж с пасынком спит? –
«Царь
с бутылкою в обнимку храпит.
Ты
царевичеву кровь развяжи:
Коршунком
ко мне на грудь положи!»
Усмехнулся
в бороденку старик:
Хоть
царица, а проста на язык!
Ночевать
одной, поди, невтерпеж!..
–
Что ж, краса, мне за работу кладешь?
«Положу
тебе шесть сот соболей».
–
Мне плевочек твой единый милей!
«Скат
заморского сукна на кафтан».
–
Из сукна того скатай сарафан!
«Так
червонцев нагружу чугунок».
–
Дешев, дешев тебе царский сынок!
Приклонись
ко мне, Царица, ушком,
Цену
сам тебе скажу шепотком. –
Помертвела
ровно столб соляной,
Д’как
сорвется, д’как взовьется струной,
Как
плевком ему да вызвездит лоб!..
«Хам!
Охальник! Худородный холоп!
Целовать
тебя – повешусь допрежь!»
Старикашка
ничего, вытер плешь:
–
Хочешь проку, красоты не жалей!
Погляди-ка
ты в лампадный елей!
Дунь
и плюнь! Сделай рябь!
Что
ты видишь? – «Корабь.
Без
гребцов-парусов,
Само
море несет».
–
Ну-кось? – «Чтой-то темно».
–
Плюнь на самое дно!
Ну-кось?
– «Ходко бежит!
Кто-то
в лежку лежит:
Человек
молодой…
–
Светел пасынок мой!»
Смотрит
в синюю гладь.
Ничего
не видать.
–
Перстень в маслице брось!
Ну-кось?
– «Рученьки врозь.
Бусы
в левой руке,
Гусли
в правой руке.
Привалился
к корме.
Думу
держит в уме».
–
Топни правой ногой!
Что
ты видишь? – «Другой
В
синеморскую хлябь
Выплывает
корабь.
В
сини-волны в упор
Грудь
высокую впер.
Посередке
– костер,
Пурпуровый
шатер».
–
Полный круг обойди!
Ну-кось!
Зорче гляди! –
«Душу
сперло в груди!
Дева
всех впереди!
Великановый
рост,
Пояс
– змей-самохлёст,
Головою
до звезд,
С
головы конский хвост,
Месяц
в ухе серьгой…»
–
Топни левой ногой! –
Левой
ножкой топнула,
Да
как охнет, взглянув!
Да
как навзничь грохнется,
Колен
не согнув!
Да
как затылком чокнется
С
заслонкой печной! –
Подсмотрел
в окошечко
Месяц,
сторож ночной.
***
–
Ох вы, бабьи дела келейные! –
Положил
свою кладь на лавочку.
–
Вынь из ближнего, из нашейного
Из
платочка сваво – булавочку.
Ты
упрись ею в грудь высокую,
Напои
ее кровью досыта.
А
пленишь молодого сокола,
Помяни
и меня, красоточка! –
Дерганула
рукою спешною:
Грудь
раскинулась – цветом яблочным!
Вынимает
из тела грешного
Пурпурóвую
– всю – булавочку:
«Всю
до капли кровь
За
его любовь!
Всю
из жилок прочь
За
одну за ночь!»
Тот
булавку враз
Ртом
клыкастым – хвать!
–
Как начнет в волнах
Дева-Зверь
вставать –
И
вколи ему змейку в шиворот,
Чтобы
вся их любовь – навыворот!
От
булавки той – будет крепко спать,
Она
звать его, а он пуще спать…
Ляжет
парень смирней травиночки,
От
кровиночки-булавиночки.
Вру
– оставь в руке
Бороденки
клок! –
А
она в тоске:
«Получай
залог!»
И,
прильнув к бороде взъерошенной,
В
ночь – с улыбочкой перекошенной.
***
Лежит
Царевич мой бессонный,
Как
лебедь крылья разбросал;
«Всё
отдал бы, весь сан престольный,
Кто
бы мне душу распростал!
Не
естся яблочко румяно,
Не
пьются женские уста,
Все
в пурпурóвые туманы
Уводит
синяя верста.
Каким
правителем вам буду,
Каким
героем-силачом –
Я,
гусляришка узкогрудый,
Не
понимающий ни в чем!
Как
с конницей-свяжусь-пехотой,
Когда
до бабы не охоч!»
И,
опершись на локоточек,
Такой
унылый смотрит в ночь.
***
А
за дверью скреб да скреб…
«Дядька,
ты?»
–
Я, твой лодырь,
Твой
холоп-лысолоб!
Светлый
колос мой, опять клонишь лоб?
Слабый
голос твой меня силком приволок!
Что
ж не спишь опять? – «Не сплю, не дремлю,
Дрему,
радужную птицу, ловлю.
Поступь
легкая, и птица близка,
Да
ни сети у меня, ни силка».
–
Не испить тебе бы маку? –
«Не
в настойке суть!
В
этих подлостях и так уж
Я
увяз по грудь.
Все-то
нежат день-деньской,
Тешат,
нянчат, –
Ровно
цветик я какой,
Одуванчик!
Отчего
душа теснится,
Грудь
для вздоху мала?»
–
Оттого, что Чудо-Птица
В
ней гнездо завила.
«Отчего
на бабьи речи
Весь
– как ржавый замок?»
–
Оттого, что узкоплечий:
Не
по гостье – домок!
«Отчего
корабь морями
Сам
без весел плывет?»
–
Оттого, что за морями
Царь-Девица
живет!