Андрей Белый. ЗИМА (Сб. УРНА)




ЗИМА

М. А. Волошину


Снега синей, снега туманней;
Вновь освеженней дышим мы.
Люблю деревню, вечер ранний
И грусть серебряной зимы.

Лицо изрежет ветер резкий,
Прохлещет хладом вглубь аллей;
Ломает хрупкие подвески
Ледяных, звонких хрусталей.

Навеяв синий, синий иней
В стеклянный ток остывших вод,
На снежной, бархатной пустыне
Воздушный водит хоровод.

В темнеющее поле прыснет
Вечерний, первый огонек;
И над деревнею повиснет
В багровом западе дымок;

Багровый холод небосклона;
Багровый отблеск на реке...
Лениво каркнула ворона;
Бубенчик звякнул вдалеке.

Когда же в космах белых тонет
В поля закинутая ель,
Сребро метет, и рвет, и гонит
Над садом дикая метель, –

Пусть грудой золотых каменьев
Вскипит железный мой камин:
Средь пламенистых, легких звеньев
Трескучий прядает рубин.

Вновь упиваюсь, беспечальный,
Я деревенской тишиной;
В моей руке бокал хрустальный
Играет пеной кружевной.

Вдали от зависти и злобы
Мне жизнь окончить суждено.
Одни суровые сугробы
Глядят, как призраки, в окно.

Пусть за стеною, в дымке блеклой
Сухой, сухой, сухой мороз, –
Слетит веселый рой на стекла
Алмазных, блещущих стрекоз.

1907
Петровское


ССОРА


l

Год минул встрече роковой,
Как мы, любовь лелея, млели,
Внимая вьюге снеговой,
Как в рыхлом пепле угли рдели.
         Над углями склонясь, горишь
         Ты жарким, ярким, дымным пылом;
         Ты не глядишь, не говоришь
         В оцепенении унылом.
Взгляни – чуть теплится огонь;
В полях пурга пылит и плачет;
Над крышею пурговый конь,
Железом громыхая, скачет.
         Устами жгла давно ли ты
         До боли мне уста, давно ли,
         Вся опрокинувшись в цветы
         Желтофиолей, роз, магнолий.
И отошла... И смотрит зло
В тенях за пламенной чертою.
Омыто бледное чело
Волной волос, волной златою.
         Померк воздушный цвет ланит.
         Сомкнулись царственные веки.
         И все твердит, и все твердит
         "Прошла любовь", – мне голос некий.
В душе не воскресила ты
Воспоминанья бурь уснувших...
Но ежели забыла ты
Знаменованья дней минувших, –
         И ежели тебя со мной
         Любовь не связывает боле, –
         Уйду, сокрытый мглой ночной,
          В ночное, в ледяное поле:
Пусть ризы снежные в ночи
Вскипят, взлетят, как брошусь в ночь я,
И ветра черные мечи
Прохладным свистом взрежут клочья.
         Сложу в могиле снеговой
         Любви неразделенной муки...
         Вскочила ты, над головой
         Свои заламывая руки.

1907
Москва


2

Над крышею пурговый конь
Пронесся в ночь... А из камина
Стреляет шелковый огонь
Струею жалящей рубина.
         "Очнись: ты спал и я спала"...
         Не верю ей, сомненьем мучим.
         Но подошла, но обожгла
         Лобзаньем пламенно текучим.
"Люблю, не уходи же – верь!.."
А два крыла в углу тенистом
Из углей красный, ярый зверь
Развеял в свете шелковистом.
         А в окна снежная волна
         Атласом вьется над деревней:
         И гробовая глубина
         Навек разъята скорбью древней...
Сорвав дневной покров, она
Бессонницей ночной повисла –
Без слов, без времени, без дна,
Без примиряющего смысла.

1908
Москва



Я ЭТО ЗНАЛ


В окне: там дев сквозных пурга,
Серебряных, – их в воздух бросит;
С них отрясает там снега,
О сучья рвет; взовьет и носит.

Взлетят и дико взвизгнут в ночь,
Заслышав черных коней травлю.
Печальных дум не превозмочь.
Я бурю бешеную славлю.

Когда пойду в ночную ярь,
Чтоб кануть в бархате хрустящем,
Пространство черное, ударь, –
Мне в грудь ударь мечом разящим.

Уснувший дом. И мы вдвоем.
Пришла: "Я клятвы не нарушу!.."
Глаза: но синим, синим льдом
Твои глаза зеркалят душу.

Давно все знаю наизусть.
Свершайся, роковая сказка!
Безмерная, немая грусть!
Холодная, немая ласка!

Так это ты (ужель, ужель!)
Моя серебряная дева
(Меня лизнувшая метель
В волнах воздушного напева),

Свивая нежное руно,
Смеясь и плача над поэтом, –
Ты просочилась мне в окно
Снеговым, хрупким белоцветом?

Пылит кисей кисейный дым.
Как лилия, рука сквозная...
Укрой меня плащом седым,
Приемли, скатерть ледяная.

Заутра твой уснувший друг
Не тронется зеркальным телом.
Повиснет красный, тусклый круг
На облаке осиротелом.

1903
Москва



ВЕСНА


Уж оттепельный меркнет день.
Уж синяя на снеге тень.
Как прежде, у окна вдвоем
Попыхиваем огоньком.
Мгла пепельный свой сеет свет.
Уехала она... Но нет –

Не примиренье, не забвенье
В успокоенье чую я.
Из зеркала, грустя, отображенье –
Из зеркала кивает на меня.
И полосы багровые огня,
И отблески далекие селенья, –
Истома улетающего дня...
Рояль... Ревнивое забвенье.

Я говорю себе:
"Друг, взор полуживой закрой:
Печален кругозор сырой,
Печален снеговой простор,
И снеговой сосновый бор,
И каркающий в небе грач,
И крыши отсыревших дач,
И станционный огонек,
И плачущий вдали рожок"...

1908
Москва



ВОСПОМИНАНИЕ


Декабрь...
Сугробы на дворе...
Я помню вас и ваши речи;
Я помню в снежном серебре
Стыдливо дрогнувшие плечи.

В марсельских белых кружевах
Вы замечтались у портьеры:
Кругом на низеньких софах
Почтительные кавалеры.

Лакей разносит пряный чай...
Играет кто-то на рояли...
Но бросили вы невзначай
Мне взгляд, исполненный  печали,

И мягко вытянулись, – вся
Воображенье, вдохновенье, –
В моих мечтаньях воскреся
Невыразимые томленья;

И чистая меж нами связь
Под звуки гайдновских мелодий
Рождалась... Но ваш муж, косясь,
Свой бакен теребил в проходе...

Один – в потоке снеговом...
Но реет над душою бедной
Воспоминание о том,
Что пролетело так бесследно.

1908
Петербург



В ПОЛЕ


Чернеют в далях снеговых
Верхушки многолетних елей
Из клокотаний буревых
Сквозных, взлетающих метелей.

Вздыхающих стенаний глас,
Стенающих рыданий мука:
Как в грозный полуночи час
Припоминается разлука!

Непоправимое мое
Припоминается былое...
Припоминается ее
Лицо холодное и злое.

Пусть вечером теперь она
К морозному окну подходит
И видит: мертвая луна...
И волки, голодая, бродят

В серебряных, сквозных полях;
И синие ложатся тени
В заиндевевших тополях;
И желтые огни селений

Как очи строгие, глядят,
Как дозирающие очи;
И космы бледные летят
В пространства неоглядной ночи.

И ставни закрывать велит...
Как пробудившаяся совесть,
Ей полуночный ветр твердит
Моей глухой судьбины повесть.

Прости же, тихий уголок,
Тебя я покидаю ныне...
О, ледени, морозный ток,
В морозом скованной пустыне!..

1907
Париж



СОВЕСТЬ


Я шел один своим путем;
В метель застыл я льдяным комом...
И вот в сугробе ледяном
Они нашли меня под домом.

Им отдал все, что я принес:
Души расколотой сомненья,
Кристаллы дум, алмазы слез,
И жар любви, и песнопенья,

И утро жизненного дня.
Но стал помехой их досугу.
Они так ласково меня
Из дома выгнали на вьюгу.

Непоправимое мое
Воспоминается былое...
Воспоминается ее
Лицо холодное и злое...

Прости же, тихий уголок,
Где жег я дни в бесцельном гимне!
Над полем стелется дымок.
Синеет в далях сумрак зимний.

Мою печаль, и пыл, и бред
Сложу в пути осиротелом:
И одинокий, робкий след,
Прочерченный на снеге белом, –

Метель со смехом распылит.
Пусть так: немотствует их совесть,
Хоть снежным криком ветр твердит
Моей глухой судьбины повесть.

Покоя не найдут они:
Пред ними протекут отныне
Мои засыпанные дни
В холодной, в неживой пустыне...

Все точно плачет и зовет
Слепые души кто-то давний:
И бледной стужей просечет
Окно под пляшущею ставней.

1907
Париж



РАЗДУМЬЕ


Пылит и плачется: расплачется пурга.
Заря багровая восходит на снега.

Ты отошла: ни слова я... Но мгла
Легла суровая, свинцовая – легла.

Ни слова я... И снова я один
Бреду, судьба моя, сквозь ряд твоих годин.

Судьба железная задавит дни мои.
Судьба железная: верни ее – верни!

Лихие шепоты во мгле с лихих полей.
Сухие шелесты слетают с тополей.

Ни слова я... Иду в пустые дни.
Мы в дни погребены: мы искони одни.

Мы искони одни: над нами замкнут круг.
Мой одинокий, мой далекий друг, –

Далек, далек и одинок твой путь:
Нам никогда друг друга не вернуть.

1908
Петербург



НОЧЬ

Сергею Кречетову


Хотя бы вздох людских речей,
Хотя бы окрик петушиный:
Глухою тяжестью ночей
Раздавлены лежат равнины.

Разъята надо мною пасть
Небытием слепым, безгрёзным.
Она свою немую власть
Низводит в душу током грозным.

Ее пророческое дно
Мой путь созвездьями означит
Сквозь вихрей бледное пятно.
И зверь испуганный проскачет

Щетинистым своим горбом:
И рвется тень между холмами
Пред ним на снеге голубом
Тревожно легкими скачками:

То опрокинется в откос,
То умаляется под елкой.
Заплачет в зимних далях пёс,
К саням прижмется, чуя волка.

Как властны суеверный страх,
И ночь, и грустное пространство,
И зычно вставший льдяный прах –
Небес суровое убранство.

1907
Париж



СТЕЗЯ


Там ветр дохнет: в полях поет –
Туда зовет.

Там – твердь. Как меч, там твердь – как меч –
Звезда сечет.

Там нет – там ночи нет. Но дня
Там нет. И жаль.

Моя стезя, о, ночь, меня
Ведет туда ль?

Да, верю я: иной стези
(Да, верю я) –

Не встретишь ты: пройди, срази,
Срази меня!

Мне жить? Мне быть? Но быть – зачем?
Рази же смерть, –

В тот час, как серп – медяный шлем –
Разрежет твердь.

1907
Петербург



СМЕРТЬ


Кругом крутые кручи.
Смеется ветром смерть.
Разорванные тучи!
Разорванная твердь!

Лег ризой снег. Зари
Краснеет красный край.
В волнах зари умри!
Умри – гори: сгорай!

Гремя, в скрипящий щебень
Железный жезл впился.
Гряду на острый гребень
Грядущих мигов я.

Броня из крепких льдин.
Их хрупкий, хрупкий хруст.
Гряду, гряду – один.
И крут мой путь, и пуст.

У ног поток мгновений
Доколь еще – доколь?
Минуют песни, пени,
Восторг, и боль, и боль –

И боль... Но вольно – ах,
Клонюсь над склоном дня,
Клоню свой лик в лучах...
И вот – меня, меня

В край ночи зарубежный,
В разорванную твердь,
Как некий иней снежный,
Сметает смехом смерть.

Ты – вот, ты – юн, ты – молод,
Ты – муж... Тебя уж нет:
Ты – был: и канул в холод,
В немую бездну лет.

Взлетая в сумрак шаткий,
Людская жизнь течет,
Как нежный, снежный, краткий
Сквозной водоворот.

1908
Петербург