Андрей Белый. ДУМЫ (Сб. УРНА)



 
ЖИЗНЬ

Памяти Ю. А. Сидорова с любовью посвящаю


Проносится над тайной жизни
Пространств и роковых времен
В небесно-голубой отчизне
Легкотекущий, дымный сон.

Возносятся под небесами,
Летят над высотами дни
Воскуренными облаками, –
Воскуренными искони.

Жизнь – бирюзовою волною
Разбрызганная глубина.
Своею пеною дневною
Нам очи задымит она.

И все же в суетности бренной
Нас вещие смущают сны,
Когда стоим перед вселенной
Углублены, потрясены, –

И отверзается над нами
Недостижимый край родной
Открытою над облаками
Лазуревою глубиной.

1908
Дедово



НОЧЬ И УТРО

Б. А. Садовскому


Мгновеньями текут века.
Мгновеньями утонут в Лете.
И вызвездилась в ночь тоска
Мятущихся тысячелетий.

Глухобезмолвная земля,
Мне непокорная доныне, –
Отныне принимаю я
Благовестительство пустыни!

Тоскою сжатые уста
Взорвите словеса святые,
Ты – утренняя красота,
Вы – горние краи златые!

Вот там заискрились, восстав, –
Там, над дубровою поющей –
Алмазами летящих глав
В твердь убегающие кущи.

1908
Дедово



НОЧЬ-ОТЧИЗНА


Предубежденья мировые
Над жизнию парят младой –
Предубежденья роковые
Неодолимой чередой.

Неодолимо донимают,
Неутолимы и грозны,
В тот час, как хаос отверзают
С отчизны хлынувшие сны.

Слетают бешено в стремнины, –
В тьмы безглагольные краи –
За годом горькие годины,
Оскудевают дни мои.

Свершайся, надо мною тризна!
Оскудевайте, дни мои!
Паду, отверстая отчизна,
В темнот извечные рои.

1908
Дедово



ВЕЧЕР


Там золотым зари закатом
Лучится солнечный поток
И темным, огневым гранатом
Окуревается восток.

Грозятся безысходной мглою
Ночные вереницы гроз.
Отторгни глубиною злою
С души слетающий вопрос.

Неутомимой, хоть бесплодной
Ты волею перегори,
Как отблеском порфирородной
Порфиропламенной зари!

Там рдей, вечеровое рденье, –
Вечеровая полоса...
Простертые, как сновиденья
Воскуренные небеса.

1908
Дедово



ПЕРЕД ГРОЗОЙ


Увы! Не избегу судьбы я,
Как загремят издалека
Там громовые, голубые,
В твердь возлетая, облака, –

Зане взволнованные силы
Их громовой круговорот, –
Над бездной мировой могилы
Молниеблещущий полет.

В поток быстротекущей жизни,
В житейский грозовой туман,
Забыв о неземной отчизне,
Низринулся, и все – обман.

Увы! Не избегу судьбы я,
И смерть моя недалека.
И громовые, голубые
В твердь возлетают облака.

1908
Дедово



РОК


Твердь изрезая молньи жгучей
Копиевидным острием,
Жизнь протуманилась – и тучей
Ползет в эфире голубом.

Всклубились прошлые годины
Там куполами облаков.
А дальше – мертвые стремнины
В ночь утопающих веков.

За жизнь, покрытую обманом,
Ужалит смертью огневой
Повитый ледяным туманом
Тучегонитель роковой.

Восстанет из годин губитель
В тумане дымно грозовом,
Чтоб в поднебесную обитель
Тяжелый опрокинуть гром.

Копиеносец седовласый,
Расплавленное кoпиe,
В миг изрывая туч атласы,
На сердце оборви мое.

1908
Дедово



ПОЛЕ


Тюремные сломал решетки,
И город не увижу боле.
Предвозвещает отдых кроткий
Молчанием немое поле.

Спасение, уединенье!
Там в сумраке моя дорога.
Убогое – вот там – селенье –
Там – в сумрак дозирает строго.

Ни плакать, ни любить – нет мочи!
Над сыростью и пустотою
Слепит мне темнотою очи, –
Густеющею темнотою.

Навалится пространство, давит;
Алмазами своими в душу
Уставится: и душу плавит;
Эфирами колеблет сушу.

1908
Суйда



ПРОСВЕТЛЕНИЕ


Ты светел в буре мировой,
Пока печаль тебя не жалит.
Она десницей роковой
В темь изначальную провалит.

Веселье хмельное пьяно.
Все мнится, что восторг пронижет.
Гортань прохладное вино
Огнистою струею лижет.

Испил: – и брызнувший угар
Похмельем пенистым пылится.
И кубок ядовитых чар,
Опорожненный, чуть дымится.

Нет, он меня не обожжет:
Я возлюбил души пустыню.
Извечная, она лиет
Свою святую благостыню.

Извечная, она, как мать
В темнотах бархатных восстанет.
Слезами звездными рыдать
Над бедным сыном не устанет.

Ты взору матери ответь:
Взгляни в ее пустые очи.
И вечно будешь ты глядеть
В мглу разливающейся ночи.

Вот бездна явлена тоской,
Вот в изначальном мир раздвинут...
Над бездной этой я рукой
Нечеловеческой закинут.

Ее ничем не превозмочь...
И пробегают дни за днями;
За ночью в очи плещет ночь
Своими смертными тенями.

Вздохнешь, уснешь – и пепел ты,
Рассеянный в пространствах ночи...
Из подневольной суеты
Взгляни в мои пустые очи, –

И будешь вечно ты глядеть,
Ты, – бледный, пленный, бренный житель –
За гранями летящих дней
В теней прохладную обитель...

1907
Париж



ВРЕМЯ


Еще прохладу струй студеных
Не иссушил жестокий круг...
Здесь, в переливах я зеленых –
Твоих, необозримый луг.

Ветров раскатистые гулы.
Все где-то это видел взор.
Все тот же топчет дед сутулый
Рассыпчатый цветов ковер.

Проходит дед стопою лютой.
Пройди – но цвет полей не тронь...
Идет: на плуг ложится круто
Шершавая его ладонь.

Необозримых пашней пахарь –
Над зацветающей весной...
Круговоротов грозных знахарь,
Яви же жирный перегной

Для прозябанья мыслям-зернам!
Воскинь секущим острием
Над луговым, корнистым дерном
Хаоса мрачный чернозем!

Косматые склонил седины.
Прости же, непопранный луг!
Взрезает мягко дерновины
Лениво лязгающий плуг.

Онучею истопчет хворост
И гребни острые кремней.
Над бархатами свежих борозд
Да всходит свежесть зеленей.

Так лет мимотекущих бремя
Несем безропотнее мы,
Когда железным зубом время
Нам взрежет бархат вечной тьмы.

Ты скажешь – день; и день обманет.
Он – вот: но голову закинь –
Гляди: и в хмурый сумрак канет
Его сапфировая синь.

1907
Петровское



НАИН


"Наин" – святой иероглиф;
"Наин" – магическое слово;
"Наин", – скажу, мой пепел снова
В лучистый светоч обратив.

Пи-Рей, над бездной изменений
Напечатленный в небесах, –
Пи-Рей, богоподобный гений
С тяжелой урною в руках –

Пи-Рей с озолощенной урной
Над пологом ненастных туч
Не пепел изольет, а луч
Из бездны времени лазурной.

Да надо мной рассеет бури
Тысячелетий глубина –
В тебе подвластный день, Луна,
В тебе подвластный час, Меркурий.

День Луны. Час Меркурия.